ВОПРОСЫ О ПЕРСОНАЖЕИмя:
Грех
Пол:
мужской
Возраст:
30 лун
Принадлежность к Альянсу, статус:
Одиночка
Внешний вид:
ваш текст
Характер:
Он знает, что его жизнь балансирует на краю обрыва. На краю бездны. Боль, отчаяние и ярость - звериные инстинкты, уподобление которым делает из уважаемых и респектабельных лис изгоев в глазах общественности. Но как бы он ни желал им поддаться, он не в силах сделать этого последнего шага навстречу неминуемому концу.
Он грешен в своем желании умереть.
Жизнеописание:
Он был

ВОПРОСЫ О ВАСВаш ролевой стаж:
Много
Как узнали о нас?:
От себя
Связь с вами:
Мельхиор
Посещаемость и игровая активность:
На всё совесть
Право отыгрыша:
Только Пересмешнику и только вывод из игры

1

варварвар

О персонаже

Тут вся важная информация

Отношения персонажа

Как минимум отношения этого персонажа с вашим, возможно, какие-то еще сведения

Персонажа ведет: укажите, кто отвечает за персонажа и его отыгрыш, пока его не возьмут
Возможность отыгрыша: напишите, могут ли другие игроки как-то упоминать этого персонажа, задействовать в сценах, или же он, пока его не возьмут, принадлежит только вам.

Когда Кшас нашел в себе силы покинуть шатер, еще только начало светать. В лагере царили тишина и покой, люди отдыхали после долгих застолий, и только у костра Шисах неподалеку собрались как ранние пташки, так и отчаянные ночные гулёны, не успевшие коснуться головой мягких шкур. Впрочем, внешне все они выглядели абсолютно одинаково. И нисколько не лучше, чем сам вождь, пришедший в эту рань за порцией крепкого горячего чая — сонные прищуренные глаза, еле слышное бурчание вместо приветствия и желание придвинуться поближе к теплу делало их невероятно похожими на молохов.
Льющиеся ручьями беседы к утру свелись до односложных ответов и это Кшаса более чем устраивало: меньше времени на выяснение новостей — больше времени на другие дела. И одним он собирался заняться немедленно.

---

Акхали он застал уже проснувшейся.
— Солнце моё, не пора ли нам, — зевок прервал его, превратив слова в гулкий вой, — взбо-о-о-уится? Ты, я и эта чудесная утренняя прохлада...
Хабит потянулся и его сонное лицо на миг перекосилось от настигнувшей боли в виске — змеиная болезнь, как её прозвали за сопутствующее вождям и матерям нервное напряжение, и похмелье, результат ночной разгрузки, были неизбежной расплатой за всё полученное накануне удовольствие. Естественно, о неизбежности их прихода Кшас знал. Но не менее естественным было и то, что эта высшая справедливость в данный момент совершенно таковой ему не казалась.
— Пожалуй, мне не помешало бы немного солянки, — жалобно протянул он и аккуратно сел, предоставляя вестнице право позаботиться о нем. И справедливо поругать за полуночные разговоры с воинами в компании кувшинчика "смерча". Конечно же, если у неё хватит это строгости.

---

Спустя что-то около получаса они отошли на приличное расстояние от отдыхающих в своих шатрах хабитов и "клюющих" носами караульных. Кшас, уже достаточно пришедший в себя, чтобы начать обращать внимание на окружающий мир, неодобрительно покачал головой и собрался было к ним завернуть, но одного его появления оказалось достаточно, чтобы юноши вскинулись и устремили свои взгляды на светлеющие дюны. Хабиту же осталось только издалека погрозить им кулаком и продолжить путь.
— Давай здесь.
Они с Акхали остановились на достаточно ровном пятачке чуть в стороне от дороги. На одном его краю примостились колючки, а другой через пару годов рисковал оказаться во власти движущихся дюн. Их песок уже сейчас медленно оседал с верхушки, шурша о чем-то своем...
Ничто не вечно. Однако, сейчас всё же не время предаваться созерцанию, — одернул сам себя Кшас. Его нож остался висеть на поясе, а сабля перекочевала в руку. Пара движений для общей разминки и вот — он уже делает осторожные шаги в сторону своей противницы. Красивый взмах, пара ложных выпадов, атака! Затаившаяся боль бьет в затылок, словно заправский кулачный боец, чтобы в последний раз напомнить о себе, и Кшас с удивлением смотрит, как клинок, уйдя влево (или же это отошла Акхали?) оставляет его полностью открытым.
— Ничего не было! — только и смог он возмущенно выкрикнуть, вновь обретя равновесие, и повернул корпус, чтобы отразить атаку вестницы. Клинки сошлись, жалобно запели и отшатнулись. Её удар оказался заблокирован.

Отредактировано Шепот Ветра (30-11-2016 18:45:47)

Вечерело слишком рано. Так считал, наверное, каждый, для кого предыдущая ночь стала всего лишь продолжением предыдущего же вечера. Дела валились из рук, лень и сонливость умоляли предаться совместному и обоюдному времяпрепровождению с кроватью, и, казалось, будто всё поселение, все птицы и звери - всё, включая ветер, но исключая время, выпило сонного отвара и погрузилось в дрёму.
Каредад оказался ею сражен неподалеку от храма - на площадке, где можно было попрактиковаться как магам, так и воинам. Здесь часто собирались желающие размяться как для здоровья и тренировки, так и на спор. Ставками было всё - от звучных щелбанов до сверкающих драгоценностей. Когда-то упорно ходил слух, что храмовник сколотил на них целое состояние. Вроде бы его распространил даже сам Каредад, чтобы давать в долг, да еще и под проценты.
«Хорошее было время...»
Сегодня же здесь было также тихо и тоскливо, как и в большей части других мест - сильвы лениво взмахивали оружием или попросту болтали, опираясь на стены и манекены. Юноша провел в подобной неторопливой компании около получаса, прежде чем не решился на более активные меры.
Но, как оказалось, недостаточно активные. Он слышал, как подходила Эра. Он даже, наверняка, должен был её видеть, кивнуть на приветствие. Но сосредоточенность на выполняемом упражнении с огнем завлекла его так глубоко в свои мысли, что, пусть внешне он и казался "пинателем воздуха", на деле был попросту не в состоянии думать.
И всё же его реакция оказалась быстрее сознания. Эрарьянка направляла в него свой кинжал, а он неотрывно следил за ним, и какая-то его часть начала действовать прежде, чем он стал этот процесс контролировать. Внутри вдруг стало тепло и окружающий воздух показался храмовнику ледяным.
Огненная энергия, словно пелена, будто бы заструилось вокруг него, разливалась миллионами искр по всему, до чего могла дотянуться, и сжигала пригодный для дыхания воздух. Метнувшись от его выставленной вперед руки, она охватила Эрарьянку, но, покорная, лишь на краткий миг обожгла её кожу. Одежде повезло меньше - та моментально загорелась. Каредад закончил движение и выдохнул. Напряжение, возникшее в воздухе, спало, и он услышал, как сердце в ритме сумасшедшего вальса застучало в груди и ушах.
«Ну... хотя бы в защите я не такой жалкий пуду, как считает Гарьяз», заключил Каредад, оценивая нанесенные повреждения. Конечно, он понимал, что в какой-нибудь дали мира, с большей вероятностью песчаной, он бы был уже тих, бледен и хладен, что совершенно не идет к цвету его волос. С другой стороны, он бы там и не оказался в подобной беззаботной задумчивости. И один. Как минимум одна светловолосая особа должна будет его защищать, пока он с гордым видом будет взирать на поле боя и сжигать неверных в отчищающем огне. И, стоило признать, этой особой стоило заняться...
Эрарьянка тем временем довольно быстро сбила пламя, а храмовник, скрестив руки и, откинувшись на какое-то препятствие, надул губы, скорчил недовольную мину и неодобрительно закачал головой.
«Знаешь, Эрушка, подкрадываться к храмовнику - очень плохая примета, - он небрежно затушил последние всполохи на её одежде. - Говорят, станешь сухой как хабит. Или лысой!»
Подозревая, что девушка высоко ценит, холит и лелеет свои локоны, он протяжно загудел «у-у-у!» и сделал вид, будто собирается наслать на них магию. Вышло не абы как, да и репутация у него была для таких угроз недостаточно мрачная. Хотя...
«А так... спорим, ты и в этот раз не победишь?» - он лукаво улыбнулся, понимая, как мало у этой пташки шансов против кота.
«Даже слишком мало», подумал он, после чего "обнадеживающе промурлыкал": «я даже не буду далеко отходить».

«А еще с утра надо будет отправить пару человек на восток - пусть проверят слухи о шакалах.»
Кшас, гораздо более живой и бодрый, чем утром, раздавал указания на следующий день, одновременно обсуждая с Акхали драку, которую им пришлось пресекать пару часов назад. Позади шли воины, сопровождая их и освещая наступившие сумерки.
«Да, кстати, не переживай ты так.» - Кшас подозревал, что их поздний приход может нервировать вестницу, но сам чувствовал какое-то умиротворение - словно шли они не на совет - место самых жарких споров и баталий, а в знакомый до последней выцветшей нитки шатер, где их ждут давние друзья. Хотя, с друзьями он, конечно, погорячился.
«Шисах не опаздывает, Шисах приходит в своё время, не так ли?» - попытался он отшутиться и, когда над ними сомкнулись каменные своды, а голос отразился эхом, поднял свой факел повыше.
Разговоры как-то разом смолкли - от благоговения перед этим священным местом не стихли только гул шагов, потрескивание огня, да шорох песка, что годами проникал в самые глубины ходов.
Прошло не так много времени, когда за поворотом показался мягкий мерцающий свет, скачущий по камням, и чета Хала, коротающая время наедине друг с другом.
«Хан, моё почтение. Ренек... - Кшас окинул девушку оценивающим взглядом и уголки его губ едва дрогнули, - приветствую.»
Они вошли в помещение, которое некогда, как говорили легенды, вмещало в себя по пять пар хабитов от пяти же великих общин. Оно помнило их и ныне вызывало довольно смешанные чувства. Тоску, настороженность и неизбежность. Для кого-то вроде Кшаса - возрождения, для кого-то - забвения.
Дождавшись, пока свет факелов за их спинами изгонит из пещеры остатки теней, хабит указал воинам на выход, а сам вынул нож. Решив, что опозориться в метании не входит в его планы, он без лишних церемоний вогнал его рядом с оружием Хана, а после добавил к ним и свою саблю.
«Приступим, - он сделал приглашающий жест в сторону набитых сушеными травами подушек, сложенных на полу,  и обратился к собравшимся. - Нам определенно есть, что обсудить.»
В эти слова вождь вложил многое: и повседневные заботы, и события за всё полугодие, и отсутствие Сих, которое до сих пор ощущалось особенно остро, и, конечно же, планы на будущее. И с этим пунктом, как подозревал Кшас, у них будет больше всего разногласий. Как и всегда.
«А уж когда мы им выскажем наше предложение, дело может принять и вовсе самый неожиданный поворот.»
«Признаю, я был удивлен и заинтригован, когда ходоки принесли вести об уходе Сирана. Но твой выбор, Хан... - Кшас неопределенно махнул рукой, и, не найдя слов корректнее, замялся. - Он занятен. Правда, не знаю даже, ожидаем?»
Ренек была яркой неординарной личностью, к тому же прекрасно подготовленной и опытной, с этим не поспоришь. Да вот только далеко не в том, что составляло заботы вестников. Хабит знал её не слишком хорошо. Но и этого было достаточно, чтобы серьезно опасаться за обстановку в Хала. За сегодня он уже несколько раз подчеркнул это Акхали и теперь обменивался с ней выразительными взглядами.
«Сама видишь...»

Голос Акхали, четко и невозмутимо докладывавшей об их скудных данных, заполнил пещеру и позволил Кшасу просто ни о чем не думать хотя бы пару минут. Она говорила, а он молчаливо кивал, признавая за ней право сказать об их поражении.
«Большего отыскать не удалось. Ни нам, ни даже ходокам.»
Это значило, что община покинула пограничные районы и свернула в пустыню. Когда? В каком направлении? Ответить на эти вопросы они смогли бы только чудом - стоянки в песках хранят либо слишком много информации, либо слишком мало. И в обоих случаях у них практически не было шансов трактовать её.
«Паршиво...но да ладно.»
Поняв, что вестница заканчивает, он хотел сказать еще пару слов, но так и подал голос - его опередили. И с первых же слов стало понятно, что это будет не какой-нибудь простой оценкой их работы. Тут нечто гораздо более серьезное.
«Нужно срочно принимать меры. И меры эти должны быть не просто решительными - а кардинально изменить существующее положение дел, как бы дико не прозвучало это.»
Кшас внутренне напрягся и дальнейшую вспышку Хана наблюдал с той осторожностью, с которой опытный хабит следит за диким наком - не отводя взгляда и не делая резких движений. Пока Акхали еще только заканчивала свою речь, вождь Хала казался всего лишь сосредоточенным. Когда же её слова смолкли, он не дал эху и шанса повторить за ней - эта обеспокоенность в его голосе заставила Кшаса признать, что Хан не меньше него самого понимает, предвестником сколь страшных событий стало исчезновение Сих. Изменение расклада сил, вековых устоев, самого мирового порядка - каждое слово , сказанное им, разрезало тишину пещеры как молния, что освещает темноту ночи. И в этой вспышке можно было на краткий миг увидеть будущее, которое притаилось на пути. Страшное будущее, о котором они не могли и подумать на этом же месте год назад.
«Всего год назад!»
Тогда им достаточно было обсудить запасы провианта, да рассказать об успехах мастеров и детей. Теперь их совет перешел на новый уровень. Заинтригованный этим, Кшас, возможно, впервые слушал Хана так, что ловил буквально каждое его слово - без попыток перебить или что-то добавить. И всё это благодаря одной единственной вещи - за этой заинтересованностью и мирным вниманием он как никогда явно чувствовал себя тем человеком, слово которого вершит судьбы, тем, кому до исполнения самого сокровенного желания осталось всего-то немножечко потерпеть и своими действиями не спугнуть удачу, саму пришедшую к нему в руки.
«Предложение мое максимально простое, и в то же время сложное для понимания и осуществления. Думаю, как минимум на несколько сезонов общины должны объединить ресурсы.»
«Невероятно!»
Он прикусил губу, чтобы не улыбнуться, но рука, на которую он мгновение назад задумчиво облокотился, скрыла этот жест от остальных. Хан, казалось, был невероятно возбужден, но и Кшас, сердце которого стучало так громко, что отражалось гулом в ушах, не мог бы похвастаться в этот момент ни холодностью рассудка, ни ощущением абсолютной беспристрастности перед чужим мнением. В другой ситуации это бы его раздражало, но сейчас хабит не мог отвлечься от навязчивого ощущения, в котором близость "выхода" из сложившейся исторической ситуации граничила с намерениями Кшаса взять этот "выход" под контроль.
В их руках были жизни целого народа и только они были в ответе за его будущее - так любил повторять старик Шкар. Сейчас же, вождь понимал это, было самое время обеспечить его процветание. А потому, едва отзвучало Ханово «Как вам идейка?», такое обыденное по сравнению с предыдущим монологом, Кшас взял слово.
«Страх перед неизвестным определенно повлиял на нас самым благотворным образом, - начал он, благодаря духов, что нашептали Хану эти слова. - Потому как я даже не припомню, когда в последний раз с такой готовностью соглашался с чужой идеей, да еще и на совете.»
Он позволил себе улыбнуться и умиротворяюще поднял руки: «Без обид, Хан, но я не ожидал, что столь светлая мысль сегодня будет озвучена тобой.»
И всё же, столь благоприятный тон их беседы нисколько не помог Кшасу расслабиться. Да, они едины в своей идее. И вестницы, сегодня отошедшие на роль вторых голосов, достаточно мудры, чтобы оценить этот момент и принять его, не подрывая это хрупкое первое согласие. По крайней мере одна. Он бросил взгляд на Акхали, которая уже должна была оценить, как близко их самые отчаянные надежды на сегодняшний совет подошли к тому, чтобы оказаться реальностью.
«Вот только какой ценой мы обретем это единство?»
«Да, нам нужно объединить ресурсы. Как те, что нас кормят, так и те, что составляют наши общины - я говорю о воинах. И нам нужно, - он тут же оборвал фразу, - нет, нам придется объединить управление ими. Пустыня не прокормит нас всех, если мы бездумно вольемся в единый караван. Но и самостоятельно решать, кто и где будет находиться целое полугодие - непозволительная роскошь!»
Выдохнув, словно слова эти даются ему нелегко, Кшас извиняюще пожал плечами и, до сих пор не веря, что говорит это, произнес: «Я вижу только один выход из этой ситуации. И кому-то из нас придется с ним смириться.»

«Древний мир, где жестокий жар пустыни противостоит богатым водой лесам,
где на заре времен появились народы, которым суждено уничтожить друг друга,
где ради выживания приходится действовать сообща
и где один промах может перечеркнуть всю вашу жизнь.»

В то время, как Алькантарис невозмутимо бросился через сгущающиеся сумерки навстречу факелам и фонарикам, чтобы прикрыть их, храмовников, развлечения, Каредад, напротив, отступил еще глубже в тень, которая в тот момент едва могла соперничать с темнотой его мыслей. Хоть в них и не было места жестоким расправам над невинными людьми, но также не нашлось и места раскаянию за свои поступки, так не вовремя проступившему на лице Элирим и вынудившему девушку выйти на свет, как и не было и намека на то, что Каредад считает эту выходку чем-то излишним. Наоборот, словно загнанный ягуар, решающий, когда ему выгоднее напасть, он чувствовал разгорающийся азарт и вглядывался в силуэты сильвов, ловя каждое их слово. И улыбался.
«Практиковались они...ну конечно. Не стоило её брать. И зачем только ей надо было принимать всё на себя?»
Юноша в который раз вспомнил, что именно ему не нравилось в нахождении рядом с данными "нотами" - это мягкотелось и малодушие, за которые он принимал порывы Элирим вроде этого, который еще больше утвердил воинов в причастности храмовников к появлению призрачных следов.
«Разве должен храмовник дрожать как лист в сухой сезон перед какими-то воинами? Они же из твоего района и отряда - успокой и иди дальше» - таков был сам Каредад и таким он видел выход Алькантариса к караульным. Но этот её робкий взгляд, словно они по кустам далеко не летяг с оцелотами гоняли, был ему непонятен. Или не хотел быть понятным.
По крайней мере, она не упомянула о третьем участнике "тренировок", что немного снимало с неё градус приписанной Каредадом вины и заставляло задуматься - быть может, эта связь с Алькантарисом когда-нибудь сделает из неё человека? Хотя самого Альку Каредад, несмотря на всё добродушие, также не мог назвать приятным другом. И вообще другом.
Тем временем ветер окончательно исчез. В ветвях больше не шумели птицы и звери - последние, успокоившиеся после недавнего буйства природы, вновь приготовились ко сну или своему собственному ночному бдению под стрекот насекомых. Чуть более смирными казались и караульные - недавно поддавшиеся панике, теперь они отрицали всё сверхъестественное и появившееся подкрепление было определенно недовольно их рассказом.
«Сильный ветер на втором ярусе? Может мне вас обоих к корням спустить на месяц, чтоб по земле ползали, охраннички?» - уничижительный тон старшего из воинов не давал усомниться, сколь низкого мнения он о своих сегодняшних подопечных. Он был определенно не лишен амбиций и присутствие храмовников только разжигало в нем желание показать, что лентяи и недомерки в его смену получат сполна. Однако, его расчет оказался неверен.
«Бояться высоты и качающихся платформ естественно, - примирительно заключил Алькантарис, глядя на начальника караула. - Не ругайте их за ложную тревогу - им выпало дежурить в такую ответственную ночь! Я прослежу, чтобы подобное не повторилось.»
Было ли причиной то, что Алькантарис был храмовником именно района Ризаль, к которому относились караульные, или же его устроило обещание приглядеть за нерадивыми сильвами, но старший караульный только кивнул в знак согласия, сказал, что доложит о произошедшем командиру Ризаль и оставит одного из своих спутников на всякий случай присматривать за этим и соседним кварталом.
Казалось, что ситуация разрешалась миром, что последние остатки напряжения исчезали буквально на глазах, да и поступок храмовников мог выглядеть в глазах воинов и как попытка отмазать себя, так и помочь, хоть и косвенно им. В общем, ночь могла закончиться также, как и сотни других спокойных ночей.
И в этот момент Каредад решил, что пришел тот самый момент.
«Город засыпает, просыпаются мертвые!» - мысленно провозгласил он, не сомневаясь, что напарники, или хотя бы Алька, смогут ему подыграть. Ведь не зря они строили то прекрасное чучело? Да и что может быть вдохновеннее, чем вид храмовников, бросающихся не грозного духа, дабы спасти простых сильвов от неминуемой гибели?
Едва на сцене для его представления остались только прежние действующие лица, как единым порывом он забрал пламенеющие огни светильников и следующим движением выжег воздух вокруг людей - оказавшиеся в абсолютной темноте и лишенные возможности вдохнуть и закричать, они были вынуждены смотреть, как совершенно в других местах загораются мерцающие тени, а на деревянных платформах вспыхивают искаженные огненные руны. Сложив руки ко рту, он издал низкий утробный гул, а после этого вытолкнул плоды совместного труда на единственный подсвеченный участок. Угловатая фигура, слишком высокая для человека, была одета в длинную шаль из лиан, имела тонкие конечности и череп форорака. На голове её была корона из листьев, в темноте казавшихся перьями, и огромные рога, то ветвящиеся, то закрученные в спираль. И в глазах её бушевало пламя.
До момента, как сильвы смогут свободно вдохнуть и поднять очередную тревогу, у Алькантариса и Элирим было меньше минуты.
Алькантарис соориентировался быстро.
Сжав руку Элирим, уже через пару секунд он призвал свою стихию, ощутил, как ветер охладил его кожу, и глубоко вдохнул. Остатков призванной воздушной волны как раз хватило на то, чтобы они оба могли прийти в себя от выходки Каредада и сориентироваться. Следующим его шагом было шепнуть Эл, что надо их обездвижить - и караульных, и чучело. Причем, по первоначальной задумке, первые не должны были понять, что их одновременно и защищают, и сковывают.
Окутанная свечением фигура колыхалась, что, однако, не позволяло рассмотреть её детальнее - только контур. На него Алькантарис и ориентировался. Услышав щебетание Крейчи в воздухе, он, ведомый одному ему известным сигналом, сделал несколько едва заметных движений и, сохраняя молчание, выпустил на противника магический заряд.
Последовал хлопок и на духа обрушилась сила, что буквально впечатала его в настил платформы. Треск разрываемых веток заполонил ночь, а потом пламя, что горело в глазницах, объяло разрушенное тело и превратило его в угли. Еще через мгновение остатки фигуры дотлели до того, что стали обращаться в пыль, и исчезли в ночи. Кроме воспоминаний и гула в ушах, ничто не могло напомнить о явлении Мертвого - следы были сметены, и отвлеченные происходившим сильвы вряд ли заметили, что все факелы, свечи и фонари в округе уже какое-то время вновь горели в полную силу.
Осмотрев округу, невозмутимый Алькантарис повернулся к свидетелям этого показательного уничтожения и коротко кивнул, словно секундой ранее желал им спокойного караула.
Взявшись с Элирим за руки они направились в сторону светлых улочек в центре яруса.